Отправлено: 06.01.13 22:23. Заголовок: - 15 сентября 1572..
- 15 сентября 1572 года: Рене де Рье прибывает в Кале. Состоится ли ее встреча с загадочным незнакомцем? - 3 января 1573 года: Монсеньор покидает Фонтенбло, но едет в Анжер, а не в Париж. Фернандо де Кальво открывает для себя прелести французской мессы, а король Карл беседует с герцогом Алансонским. - Вне времени: 6 марта 1573 года. Осада Ла Рошели.
Холодно. В этом новом, но уже проклятом Богом, замке невыносимо холодно. Хоть в камин залезай, в самый очаг, чтобы согреться. А так - что в кресле, что в постели под десятком одеял. Знобит и, того и гляди, зубы начнут стучать друг о друга. Карлу Валуа мало где было тепло. Одним из таких мест был охотничий домик в Венсенском лесу. Интересно, там Жерар, старый лесник, уже протопил его так, что красный столб бьет из трубы, пробивая искрами морозный воздух января? Заядлый охотник тяжело вздохнул, обращаясь мыслями к месту, где он чувствовал себя всегда хорошо и даже свободно. Он почти не слушал Маргариту с ее причитаниями, с ее просьбами, настолько был погружен в себя, и уже собирался положить свою длань ей на голову, по-братски приласкать, произнести дежурное «Все будет хорошо, Марго, ступай с миром и ни о чем не волнуйся». Но длинные, неправдоподобно тонкие, пальцы монарха так и не коснулись волос юной женщины. До ушей Его Величества донеслось слово, заставившее его вынырнуть из омута своих скрытых, но таких простых, мечтаний.
- Я что-то сейчас не так услышал, Ваше Величество?- Карл чеканил слова, словно бил плетью нерадивое животное. Хотя, неправда. Карл Валуа никогда не был жесток со зверьми. Он убивал их, но никогда не причинял лишней боли. Он резко дернулся, повернувшись к сестре. В глубине его ставших почти черными глаз полыхала ярость. При нем еще кто-то смеет говорить о справедливости?! При нем, кто не может позволить себе, для себя, жалкие ее крохи? Разве это справедливо, что он сейчас вынужден болеть здесь, в этой промозглой комнате, один, а не отдаться заботам милой ему женщины, слыша доносящийся из другой комнаты смех своего сына?! Справедливо, что не может верить никому, ничему, даже собственным глазам?! К черту всю эту справедливость!
Белая кисть непроизвольно сжалась в кулак, выставив костяшки острыми шипами. - О чем вы хотите сейчас меня попросить, Марго? Повторите! Я хочу еще раз услышать как девственно, как невинно звучит это слово в ваших устах, Маргарита! – склонив голову к Жемчужине Франции, государь плевался ядом, подобно гадюке, которой защемило пнем хвост, прожигая взглядом пришедшую к нему с мольбой женщину.
- Я не выходила нынче из своих покоев, сир, - рассеяно проговорила Маргарита, разглядывая своего супруга с сосредоточенностью лекаря и неподдельным дружеским участием. – Так что вряд ли я смогу вам поведать что-то интересное.
Пусть взгляд ее не был обострен или, напротив, затуманен любовью к королю Наваррскому, но в лицемерии Маргариту Валуа в эту минуту никто не смог бы обвинить. Съел что-то не то, или обычная простуда, зелья которыми мужа поит верный Поль, от чего они? Почему не позвали придворных лекарей? С некоторой самоуверенностью, которая была свойственна королеве Наваррской, когда речь заходила о ее способностях к врачеванию, Маргарита хотела было пощупать пульс на запястье мужа, но мешали рукава сорочки, закрывавшие руку почти до кончиков пальцев. Тогда, улыбнувшись тому, кого семья и Господь определили ей в мужья (и если семья уже пожалела о содеянном, то Господь, надеялась дочь Генриха II, пока еще нет) молодая женщина потянулась к шее супруга, чувствуя при этом некое смущение и втайне за это смущение на себя злясь. Не было места близости и легкости между этими двумя молодыми людьми, хотя, казалось бы, сама природа определила обратное.
- Брат мой, герцог Анжуйский, устраивал игру в мяч, как я слышала… Маргарита осеклась, озадаченно разглядывая свои пальцы, на которых каким-то чудом осталась часть мужниной бледности. Белила. Подняв на Генриха Наваррского взгляд, молодая королева покачала головой, пытаясь понять, что бы это значило: - Надеюсь, сир, вам удалось провести того, кого вы хотели обмануть при помощи этой краски, - негромко произнесла она, вытирая пальцы о платок, вставая, что бы уйти. От чего-то стало муторно на душе. Похоже, рядом с ней опять разворачивались кольца какой-то интриги, но она, Маргарита Наваррская, не желала в ней участвовать… хотя бы потому, что муж не соблаговолил ее в эту интригу посвятить.
Решение должен принять мужчина, а вот задача женщины – направить его в сторону своих желаний, дабы сильный пол не ошибся. То, что нельзя, но очень хочется, желанно вдвойне. Да и кто сказал, что нельзя? Вся жизнь построена на запретах, и счастье есть в том, чтобы их нарушать...
Мысли Паолы текли примерно в этом ключе, когда она позволила Генриху откинуть ее на ложе. Но потом ее думы сорвались в галоп, чувства и образы проносились перед мысленным взором итальянки быстрее, чем живописные окрестности виллы Джустиниани перед их хозяйкой, скачущей на резвом скакуне.
Хватаясь пальцами то за шнуровки на лифе, то за одежду Генриха, Паола старалась избавиться от досадных помех на пути к блаженству. Она даже чуть не позвала на помощь горничную, но вовремя прикусила язык. Упрямое платье цвета увядших ирисов было, наконец, сброшено, и венецианка предстала перед любовником в первозданной прелести своей наготы, слегка оттененной морской пеной кружев легчайшей рубашки и нижней юбки. Белье монны отличалось тонкой работой и было весьма прозрачным.
- О, Мадонна! Что вы со мной делаете?! - на щеках Паолы играл румянец страсти, а вовсе не скромности, - вы хотя бы любите меня? А как же без этого? Словесное подтверждение необходимо как плата. Падшей женщине платят деньги, а уважаемая дочь венецианского дожа берет не много не мало, как само сердце. На меньшее итальянка и не согласилась бы.
Глядя Генриху в лицо, Паола невзначай потянула край рубашки, сползающей с плеча. Ее шепот был тихим, как вздох. - Если так, то скажите это. Скажите сейчас, - ткань, повинуясь желанию обоих, явила свету камина сначала округлую гладь плеча, потом - небольшую родинку над левой грудью, и … задумалась. Ткани тоже умеют думать, особенно, как и что скрывать. Блики огня ласкали нежную кожу, по лицу Паолы бродили тени. На краткий миг могло показаться, что в ее чертах застыла святость, как у Мадонны, страдание и даже боль, но тут же яркие губы со сладострастным изгибом опровергали это, обещая порок и наслаждение.
Как только Антуан зажег факелы на стенах, их огонь осветил большое мрачное, но гораздо более чистое, нежели само жилище мэтра помещение. Движение воздуха в мастерской палача, находящейся чуть ниже по отношению к уровню самого дома, обеспечивали вентиляционные щели, выходящие в небольшой внутренний двор дома. Ее пол был ровно покрыт плотно прижатыми друг к другу камнями, которые хозяин дома собственноручно собирал и кропотливо выкладывал на земле, промеживая их глиной, и местами формируя подобие узоров. Посреди мастерской стояло три высоких стола внушительных размеров. Один из них пустовал, на втором и третьем лежали упомянутые мэтром тела, небрежно прикрытые сверху мешковиной. Неподалеку стоял стол, чуть поменьше, храня на себе разнообразный инструментарий заплечных дел мастера, а возле него складировалось несметное количество емкостей всевозможных размеров. У самой двери стоял чан воды с прицепленным к нему большим ковшом и кучей тряпок, аккуратно выложенных на прибитой чуть выше чана полке. Здесь же висел запачканный крупными темными пятнами фартук свиной кожи. Едва зачадили факелы, как в дальнем углу комнаты засветились два зеленых глаза. Оттуда же раздался протяжный стон потревоженного существа. Огромный черный кот с белыми усами и грудью встал с брошенного на пол расшитого серебром фиолетового камзола, медленно потянулся и, громко заурчав, пошел тереться о ноги хозяина. - Их Светлости видимо сегодня не удалось никем поживиться, - мэтр ласково почесал кота между ушами, чем вызвал еще более громкое мурлыканье хвостатого подхалима, и трепетно, словно величайшую драгоценность, поднял животное на руки. - Пузо пустое, значит день прошел зря. Да, Ваша Светлость? - выражая согласие своему хозяину котяра, хитрым глазом следивший за гостьей палача, боднул мужчину в щеку. - Иди погуляй пока, проверь, что на столе осталось, - все еще обращаясь к зверю, аженец бережно выставил его за дверь и повернулся к ее величеству: - Герцог распугал крыс во всей округе и теперь сам страдает от своего усердия. Иногда он мне кого то напоминает, только не могу понять кого, - усмехнувшись своим словам, мэтр Кабош подошел к столу, где мешковина скрывала нечто крупное, одернул ее и сокрушенно покачал головой. - Это уже не тело, а мертвец. Взгляните, сударыня, она уже вся синюшная, даже ноги. А учитывая, что крови с нее вытекло порядочно, так не должно быть. Я позже посмотрю. Она не подойдет нам уже. - потеряв интерес к трупу простолюдинки и оставив королеву мать любоваться ею, Антуан откинул вторую мешковину. На обозрение предстал труп мальчика, с шеи которого все еще свисал кожаный шнурок. Несмотря на выпученные незакрытые никем голубые глаза и перекошенное лицо, было видно, что юноша был очень недурен собой при жизни. Но смерть способна изуродовать любую красоту. Бывший подмастерье бывшего королевского лекаря, одним движением разорвал рубашку на теле трупа, и оценивающе осмотрел его. - Еще более любопытно, - пробухтел он себе поднос. - Этот подойдет. Даю руку на отсечение, этот парень еще успел встретить утро вчерашнего дня. А значит его убили совсем недавно, - быстро подойдя к чану с водой, мэтр Кабош одел на обнаженный торс свой фартук, смочил одну из лежащих там тряпок и тщательно вытер руки. - Парижане народ сметливый. Они еще продолжают избавляться от неугодных им, зная, что все спишут на резню.
Да уж, и в самом деле, кто же может быть ближе? Франсуа еле удержался от того, чтобы не скривить свои губы в скептической усмешке. Родные для Карла были опаснее врагов. Да он и сам это, скорее всего, понимал. Просто пытался создать перед герцогом иллюзию благостного старшего брата. Что ж, он плохо знал Алансона, если считал, что это ему удалось.
- Да, сир, нахожу, пожалуй... - отвечал принц, любезно улыбаясь королю, - И я счастлив видеть, что сегодня Ваше Величество пребывает не только в добром здравии, но еще и в прекрасном расположении духа.
Однако вопросы монарха в отношении Генриха Наваррского заставили герцога насторожиться. Куда он клонит? Уж не прознал ли, часом, о тайных связях Франсуа с протестантами? Или о том, что он на приеме польских послов заключил альянс с Конде? Ведь герцог Алансонский дал согласие поддерживать беарнца, если тот, в свою очередь, готов будет оказывать ему содействие. Нет. Король не мог знать об этом, если, конечно, ему не сказал сам Конде. Что вряд ли могло случиться. Нет. Тут что-то другое. Но что? Осторожно, Франсуа, теперь очень осторожно.
- Наш Анрио, без сомнения, сделался хорошим семьянином и добропорядочным католиком, - кивнул Алансон, и тут же наморщился, сделав вид, что думает, - Но, м-м-м... Мне кажется, ему нельзя до конца доверять, государь.
Франсуа подумал, что лучше изначально создать впечатление, будто он настроен против беарнца, а не наоборот. Тогда потом можно будет лавировать, в зависимости от того, что думает король, и от положения, в которое зайдет разговор. А кроме того, Карл не заподозрит своего младшего брата в том, что на самом деле Генрих Наваррский является одним из его очень немногих, но сильных союзников в стенах Лувра.
- О да, сир, - выдавил из себя Симон де Физ, барон де Сов и королевский секретарь, а по совместительству еще и обманутый муж. – Женщины, благослови их господь, иногда очень назойливы в свих заботах о нас. Примем этот крест со смирением. О, он прекрасно все понял! Он понял, что перед ним разыграли, как по нотам, целый спектакль. Он, возможно, и поверил бы – видит бог, все участники этого действа были достаточно даровиты в искусстве лицемерия, если бы не появление принца Конде. Но беда была в том, что его, барона де Сов, весьма ловко загнали в ловушку, представив его глазам весьма правдоподобную картину: недомогающий король Наваррский в обществе своей дамы сердца, окруженный самой нежной заботой. Что можно сказать на это? Ничего… ничего…
- Баронесса, вы правы, нам лучше откланяться, - проскрежетал он, обратив ненавидящий взгляд на прелестную свою супругу. – Сир, позвольте мне пожелать вам скорейшего выздоровления. Счастлив, что перед своим отбытием в Париж смог засвидетельствовать вам свое почтение…
Тут силы оставили барона и он бросился вон из покоев короля Наваррского, презрев все условности этикета, желая только одного - остаться в одиночестве, утешая себя мечтами о жестокой каре, которую он еще обрушит на свою жену.
«Вы думаете, что очень хитры, мои голубки? Ну, ничего, на этот раз вам удалось выскользнуть, но, клянусь преисподней, так будет не вечно», - шептал он. Душу обманутого мужа терзала ярость, гнев, если бы он мог! О, если бы он только мог без вреда для себя, без ущерба для своего положения предать мучительной смерти свою неверную супругу и ее любовника! Оставалось утешать себя тем, что для мести еще настанет время и тогда, тогда ему заплатят за все!
Вот уже два дня с тех пор, как герцог Анжуйский отдалил от себя своего приближенного, Жак де Леви был мрачнее самой темной грозовой тучи. В первый день ему вообще хотелось умереть поскорее, но что-то никак не получалось. Он бросился в самое пекло сражения у Евангельского бастиона (одного из самых важных стратегических пунктов, возле которого происходило наибольшее число схваток и вылазок со стороны противника), в надежде найти там свою смерть. Но смерть как-то уж слишком хорошо пряталась от него. Вражеские клинки оказывались куда менее искусны, чем его собственный, а пули мятежников упорно не желали находить свою цель в виде груди или еще какой-нибудь части тела графа де Келюса. А сегодня рано утром он придумал идею еще похлеще. Твердо решив свести счеты с опостылевшей жизнью и одновременно с этим подразнить гугенотов, юноша дошел до того, что стал прогуливаться прямо перед самым носом у врага - возле Тадонских ворот. При этом, Келюс, чтобы в него было легче попасть, специально надел белый камзол с бардовой перевязью и берет с красным пером. Аркебузир, дежуривший в это время на городской стене, совершил три выстрела, однако все они просвистели довольно далеко от графа. Каждый раз пуля врезалась в землю и поднимала облачко пыли в нескольких шагах от того места, куда непринужденной походкой перемещался Жак де Леви. В конце концов, ему надоели эти неудачные попытки. Он разозлился и побрел назад к лагерю, скрывшись из поля зрения аркебузира за ближайшей траншеей. Отчаявшись, Келюс уже было подумал, не пустить ли себе пулю в висок - авось он не такой везучий, чтобы именно в этот момент случилась осечка. Подумал. И решил - скучно, глупо, не поэтично. И вот теперь "один из золотошпажников, которых привез с собой брат короля", как величал миньонов господин Лану, развалился на холодной земле возле костровища, где трещали догорающие и почти превратившиеся в пепел остатки дров.
- К дьяволу твое вино, Жан-Поль! - гаркнул он на своего пажа, вскидывая руку в жесте, который отвергал протянутую флягу, - Принеси мне водки!*
Вином в это необычайно холодное для марта утро было непросто согреться. И в голову оно так хорошо не ударит. А граф в данный момент не мог себе придумать лучшего занятия, чем просто взять и напиться. Насвистывая себе под нос какую-то пошлую песенку, юноша жмурился от дыма, который ветер постоянно направлял ему в лицо, и ждал возвращения Жан-Поля. Мальчишка появился спустя пять минут. Он несся к своему господину со всех ног, но Келюс не увидел в его руках обещанного напитка. Граф нахмурился и хотел возмутиться, как в эту секунду паж воскликнул:
- Его Высочество герцог Анжуйский срочно требует вас к себе!
Сначала Жак де Леви не поверил своим ушам. Затем лицо его, бывшее столь угрюмым, внезапно просияло. Он резко вскочил на ноги. Даже если бы Монсеньор хотел видеть его для того, чтобы вынести ему смертный приговор, для Келюса не было сейчас большей радости, чем услышать эти слова. Отряхнув свои штаны и сапоги от пепла и комьев земли, граф чуть ли не бегом устремился к бревенчатому домику Генриха. Поднявшись по ступенькам крыльца, Келюс столкнулся в дверях с Можироном. Однако ответить ему не успел, лишь растерянно кивнул - так торопился куда-то бедняга Луи. Впрочем, проследив взглядом за направлением, в котором активно перебирал ногами маркиз д`Ампуи, граф догадался, куда спешил его друг. Как говорится: при первой возможности, надо ловить удачу за хвост. А добродушную мадам Люсинду Жерар с ее горячей выпечкой надо ловить за другое место, которое, надо сказать, было весьма внушительных размеров. Впервые за последние два дня лицо Келюса озарила его веселая, щегольская улыбка. Толкнув дверь, он вошел внутрь.
- Вы изволили посылать за мной, Ваше Высочество? - с почтительным поклоном осведомился Келюс.
Он старался выглядеть как можно более серьезным. Но предательская, радостная улыбка никак не могла сойти с его физиономии. Фортуна благоволила ему, не желая отдавать в лапы смерти. А принц своим приказом позвать его к себе возвращал Жака де Леви к жизни. Определенно - день задался на славу!
Он сам вызвался побыть гонцом. Генрих пытался возражать, но видя тоскливый взгляд своего приближенного, измученного сидением на одном месте, сдался без боя и разрешил Людовику ежедневный променад по провинции. Уж больно невмоготу юноше было наблюдать день за днем вереницу шествующих за милостями к Валуа. Когда зачастило духовенство, он чуть не взвыл с отчаянья. Анри целыми днями был занят, терпеливо расточая улыбки и дежурные ответы, решая вопросы, которые требовали всенепременно его участия, а его приближенный уже сгрыз со скуки ногти на обеих руках. Но вот уже несколько дней подряд Луи с утра седлал Ареса и отправлялся развозить местной знати бумаги, в которых подробнейшим образом рукой герцога Анжуйского указывалось, что и от кого требуется для поддержания ларошельской кампании.
Больше всего Можирону нравилось наблюдать за лицами вассалов Анжу, когда они распечатывали и читали привезенные им бумаги. Тут было все – от подобострастия до мук жадности. Про себя отмечая все эти гримасы, возвращаясь, Луи подробно рассказывал о них своему господину. Сегодня он задержался немного и копыта его коня застучали по улицам Анжера позднее обычного. Виной тому было вино. Почтенный дворянин, хозяин одного из северо-восточных поместий Анже, настоял на том, чтобы посыльный Монсеньора отведал вина из его погребов. За пробой и ни к чему не обязывающей беседой время пробежало неожиданно быстро, и теперь Луи гнал Ареса во весь опор, чтобы Генрих не успел совсем разволноваться оттого, что маркиз слишком долго отсутствует.
Вынужденный придерживать коня на поворотах улиц, Людовик выцепил взглядом странное шевеление в темноте у одного из домов. Разобрать на ходу, что там происходило, не представлялось возможным. Навстречу метнулась женская фигура, которую тут же утащили обратно к стене дома чьи-то руки, и все замерло. Мало ли что могло происходить в Анжере в такое время. Собственно, до этого придворному не было никакого дела. Но, если бы то были обычные уличные девки, развлекающие своих ухажеров, то им не за чем было бы выбегать навстречу всаднику, да и таиться, совершая привычную работу тоже ни к чему. Резко натянув удила, он остановил своего коня, вставшего, прежде чем прервать скачку, на дыбы и выдавшего в тишину вечера возмущенное ржание.
- Позвольте полюбопытствовать, господа, что тут происходит? – рука маркиза скользнула под плащ, доставая пистолет из-за пояса. Но прежде, чем палить, следовало узнать в кого стоит метиться. И стоит ли вообще
Изабель де Лаваль, маркиза де Сабле
цитата:
Может быть, стоило молиться, или громко кричать и звать на помощь, только вот маркиза де Сабле словно приросла к земле, прижимаясь к стене и не в силах двинуться с места. В нескольких шагах билась в руках грабителя служанка, той просто зажали рот, чтобы не шумела слишком сильно.
Рука анжерца еще раз, словно задумчиво, погладила мягкий белый мех капюшона, грязные пальцы потеребили белокурую прядь, выбившуюся из-под чепца. Глаза, в которых легко было прочитать смесь алчности и решимости оказались так близко, что Изабель казалось – она видит в них свое отражение – крошечное, дрожащее… Подцепив маску, грабитель стянул ее, разглядывая лицо своей добычи.
Тишину, готовую разразиться бедой, раскололо ржание лошади и голос, показавшийся испуганной маркизе неправдоподобно громким. Видимо, такое же впечатление он произвел и на двух бравых приятелей, решивших поживиться этим вечером, тот, кто стоял рядом с Изабель замер, предупреждающе положив ладонь на плечо женщины.
Тот, который держал служанку – оказался смелее и сообразительнее. Ссориться со всадником не приходилось, но и отпускать двух женщин ой как не хотелось. - Ничего не происходит, сударь, - с заискивающей улыбкой, через которую пробивался волчий оскал, поклонился он, не отпуская девицу. – Мы развлекаемся, по обоюдному согласию, не так ли, красавица моя? Пнув незаметно девицу по ноге, анжерец добился от нее стона, который, с большой натяжкой, можно было истолковать как подтверждение его слов. Но тут, то ли страх придал Изабель силы, то ли святой Маврикий решил помочь ей, но неожиданно для себя самой и для грабителя, державшего ее за плечо, молодая женщина рванулась к всаднику, оставляя в руках Жано тот самый плащ, на который он позарился. - Помогите, сударь, умоляю, - крикнула она, вцепившись в стремя всадника и поднимая к нему побелевшее от пережитого страха лицо.
«Чудо-крем, омолаживает, разглаживает. Превращает серых ослиц в прекрасных кобылиц. Цена…», - пока дон Фернандо тщетно искал на прилавках подобную надпись, дверь растворилась, явив испанцу свет Господень, а также двух дам. Первая из них, брюнетка, была смутно знакома, но выражение ее прекрасного лица вовсе не располагало к какому-либо общению. К счастью, послу даже не пришлось ничего отвечать, хозяин лавки объявился сам, словно чертик из коробки.
- Маркиза де Сабле! – на лице дона Фернандо расплылось выражение безграничного блаженства, - Сколько серых дней без вас, сколько холодных… (я хотел сказать – бессонных) ночей! Посол учтиво поклонился обеим дамам, но взгляда не спускал с Изабель де Лаваль.
- Не поймите неправильно мою дерзость, но удовольствие лицезреть ваши прелести лишь в стенах Дома Божьего погружает меня в пучину глубокой печали. Розы Франции должны цвести не только в церковных альковах.
Тут, порхая на крыльях вдохновения, велеречивого графа посетила неплохая мысль: - Мэтр Рене! Есть ли у вас аромат, достойный подчеркнуть красоту прелестнейшей из смертных? Холодный, как первый снег, но с обещанием блаженства в сердце, как цветок, согретый лучами горячего каталонского солнца. Сладкий, как нектар, легкий, как оперение крыльев ангела!
Чудеса все-таки случаются. Невероятные, немыслимые, ослепительно прекрасные чудеса. Принц осознал это, когда вместо того, чтобы оттолкнуть, руки Людовика обняли его плечи, а губы ответили на порыв. Осознать это чудо было не просто, да он бы и не смог сейчас. Сейчас он мог только с мучительной жаждой снова и снова целовать, шептать что-то бессвязное, не замечая, как все тело бьет крупная дрожь, словно он опять, только что, оказался вытащенным на берег из холодной Сены.
Арес, которому надоело ждать, чуть подтолкнул умной головой Монсеньора, напоминая тому, где он, и зачем он. Не размыкая рук, не отпуская от себя даже на дюйм друга, которого он только что снова обрел, нет, больше чем друга, чуть было не утраченную часть себя самого, Генрих, как мальчишка, задыхаясь от волнения, взглянул в глаза маркиза. Господи, как я мог помыслить о том, чтобы жить дальше без него? Прости меня за такое святотатство.
- Я не могу тебе приказать остаться, Луи. Но я могу просить. Поэтому я прошу тебя, если твой принц тебе дорог, если ты меня хоть немного любишь – останься. Потому что если ты сейчас уедешь… то лучше бы ты оставил меня тонуть в Сене. Голос Монсеньора звучал хрипло, глухо, словно просьбу остаться произносили не человеческие уста, говорило само сердце, только что узнавшее любовь.
Губы его приникли к губам Маргариты, жарким, влажным, манящим... Он на какое-то мгновенье даже забылся, отдаваясь этим губам, этим рукам, отдаваясь этому поцелую... Все закончилось так же внезапно, как и началось, и картина поменялась в один миг: вместо зовущей, пленительной Маргариты - испуганная женщина, прижимающаяся к нему, будто ища защиты, а на пороге комнаты, только что казавшейся уютным уголком лишь для двоих - всевидящая королева-мать.
О, Генриху Наваррскому не нужны были долгие разговоры! Он понял. Он в один миг все понял. И эта записка, и это поведение Маргариты - все тут же нашло свое объяснение. Нет, но какова жена! Аплодисменты, Марго! Только долгие горячие аплодисменты!
Он мягко, насколько только мог, улыбнулся - видит Бог, умом она пошла вся в свою матушку! - взял ее ладони в свои, быстро погладил по рукам, а потом перевел взгляд на стоявшую у входа Екатерину Медичи - взгляд самый невинный, самый кроткий, самый покорный на свете: - Мы просто уже никого не ждали, мадам, - Генрих мягко обнял свою супругу за плечи, а затем сделал шаг вперед, словно закрывая ее, уже готовую отойти ко сну, от лишних взоров. - Но если важное дело привело вас сюда, мы к вашим услугам в любое время дня и ночи, Ваше Величество.
Так же, как и Марго, он отвесил королеве-матери учтивейший поклон. Лицо короля Наваррского выражало сейчас полную покорность и готовность служить Екатерине, и только очень внимательный наблюдатель мог бы заметить, как лукаво блеснули при этом его черные глаза.
- Смотря в чьи запасы залезать, милая моя! Уверена, что подобных средств в закромах твоей матушки, вкупе с закромами мэтра Рене, хватит для того, чтобы перетравить добрую часть кокеток Франции, - прикрыв глаза от удовольствия, Анриетта с готовностью отдалась во власть умелых рук подружки. Женщине всегда приятно слышать комплименты в свой адрес, но когда эти комплименты звучат из уст подруги и первой красавицы королевства, приятнее вдвойне.
- Марго, любой из моих…- герцогиня запнулась, подбирая слова, как бы поизящнее обозвать своих любовников, - не мужей, но очень близких мне мужчин, прежде всего, любит во мне шальную девчонку, а не Ее Светлость. Особенно, если учесть, что многие из них так и не узнали, за какого вельможу им довелось исполнять его супружеские обязанности, - задорно улыбнувшись, мадам де Невер с любовью посмотрела на принесенные Жийоной вкусности.
– Дорогая, это - яд и смерть для фигуры, - длинный пальчик ухоженной ручки безапелляционно указал на сладости, - но ведь красоту ничем не испортишь, верно? – без всяких на то сомнений, Генриетта ухватила небольшой кусочек бисквита и ловким жестом отправила его в рот.
- А что Карл? На что тебе его любовь и нежность? Это пустое. А гвардейцев и швейцарцев пусть приставит к нам побольше. Нам же лучше - богаче выбор! К чему ему теперь блюсти твое целомудрие – ты теперь замужняя женщина, так пользуйся своими привилегиями, – вытерев пальчики салфеткой, герцогиня изрекла известную мудрость: - Твой брат должен знать не хуже твоего мужа – ребенок короля – не всегда наследник престола, зато ребенок королевы на то имеет все права. А кто, когда, с кем… - это вы еще доказать попробуйте. И пусть о том заботится теперь мой кузен Анрио, а Карл спокойно займется собаками. Вот и вся политика, - не удержавшись, принцесса Клевская утянула еще один бисквит и расправилась с ним даже быстрее, чем с первым.
Все даты в формате GMT
0 час. Хитов сегодня: 258
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Это каталог форумных ролевых игр: форум, в разделах которого имеются адреса других форумов с кратким описанием того, что там происходит. Как найти свою игру? Посетить интересующий раздел нужной тематики, и пройтись по темам и указанным в них адресам. Потом можно написать свой отзыв прямо в теме.
Некоммерческий проект. Если Вы оставили здесь свои cookie, Вы сами за них отвечаете! Информация на сайте доступна по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivatives» 4.0, если не указана другая лицензия в подписи автора сообщения.
..... база данных пополняется с 20/06/2007..... картинки для оформления форума сделаны с помощью редактора Inkscape, в шапке присутствует фрагмент работы неизвестного художника
Внимание! На форуме включена премодерация!
- участник сейчас на форуме